Для начала – легкое, едва заметное головокружение.
Затем невероятная проницательность, прояснение всех индивидуальных способностей.
Это порождает некоторое телесное оцепенение и ведет к спокойствию духа.
После этого наступает отчужденность, своеобразный вид визуальной силы,
включающий в себя все чувства индивида:
зрение, слух, осязание, обоняние, ощущение и так называемое «шестое чувство»
– телепатическое чувство перемещения через пространство и материю…
Это развивает силу восприятия…
В этом смысле, когда захочется увидеть нечто отдаленное…
можно будет различить силы, проблемы и беспокойства на огромном расстоянии,
так, как будто бы непосредственно имеешь с ними дело…
Разумеется, прежде всего, курандеро хотят отказаться
от обычного способа восприятия мира и перейти к отдельной реальности.
– Каждый должен суметь «выпрыгнуть» из своего сознательно-разумного состояния.
В этом и состоит принципиальная задача учения курандеро.
С помощью волшебных растений, песнопений и поиска глубинного основания проблемы,
подсознание распускается как цветок, открывая свои тайники.
Все идет само собой, говорят сами вещи.
И этот весьма практичный способ… был известен еще древним жителям Перу.
Со временем я как-то восстановил внутреннее равновесие и поднялся.
В густых сумерках был ясно виден пейзаж. Я сделал пару шагов.
До меня донесся отчетливый звук множества человеческих голосов.
Казалось, они о чем-то громко спорят. Я пошел на звук.
Я прошел примерно 50 ярдов и вдруг остановился. Впереди был тупик.
Место, где я оказался напоминало загон для скота,
образованный из огромных валунов.
За ними виднелся еще ряд валунов, затем еще, и еще,
и так вплоть до отвесного склона.
Это откуда-то оттуда доносилась удивительная музыка
– непрерывный жуткий поток сверхъестественных звуков.
Под одним из валунов я увидел в профиль человека, сидевшего на земле.
Я приблизился к нему до расстояния в десять футов;
тут он повернул голову и взглянул на меня.
Я замер: его глаза были водой, которую я только что видел!
Они были так же необъятны и сверкали теми же золотыми и черными искрами.
Его голова была заостренной, как ягода клубники,
кожа зеленой, усеянной множеством бородавок.
За исключением заостренной формы, голова была в точности как поверхность пейота.
Я стоял перед ним, не в силах отвести глаза.
Было такое чувство, будто он умышленно давит мне на грудь своим взглядом.
Я задыхался.
Я потерял равновесие и упал.
Его глаза отвернулись.
Я услышал, что он говорит со мной.
Сначала голос был как тихий шелест ветра.
Затем он превратился в музыку – в мелодию голосов,
и я «знал», что сама мелодия говорит: «Чего ты хочешь?»
Я упал перед ним на колени и стал рассказывать о своей жизни, потом заплакал.
Он вновь взглянул на меня.
Я почувствовал, что его глаза меня отталкивают, и подумал, что пришла смерть.
Он сделал знак подойти поближе.
Заколебавшись на мгновение, я сделал шаг вперед.
Когда я приблизился, он отвел взгляд и показал тыльную сторону ладони.
Мелодия сказала: «Смотри!»
Посреди ладони было круглое отверстие.
«Смотри!» – вновь сказала мелодия.
Я посмотрел в отверстие и увидел самого себя.
Я был очень старым и слабым, и бежал от настигавшей меня погони,
а вокруг носились яркие искры.
Затем три попали в меня, две – в голову и одна – в левое плечо.
Фигурка в круглом отверстии секунду стояла,
потом выпрямилась совершенно вертикально и исчезла вместе с отверстием.
– Мескалито вновь обратил на меня свой взгляд.
Его глаза были так близко, что я «услышал»,
как они тихо гремят тем самым непонятным звуком,
которого я наслышался за эту ночь.
Постепенно глаза стали спокойными, пока не превратились в озерную гладь,
мерцающую золотыми и черными искрами.
Он опять отвел глаза и вдруг отпрыгнул легко, как сверчок,
на добрых пятьдесят ярдов.
Он прыгнул еще раз и еще раз, и исчез.
Потом, помню, я пошел.
Напрягая сознание, я пытался распознать ориентиры, – к примеру, горы вдали.
Все, что я пережил, совершенно исчерпало мои умственные силы,
но я смутно соображал, что север должен быть где-то слева.
Я долго шел, пока спохватился, что уже день,
и что я уже не использую свое «ночное видение».
Я вспомнил, что у меня есть часы, и посмотрел на циферблат
– часы показывали восемь утра.
Было около десяти, когда я добрался до уступа с нашей стоянкой.
Дон Хуан лежал на земле и спал.
– Ты где был? – спросил он.
Я сел перевести дыхание. После долгого молчания он спросил:
– Видел его?
Я начал рассказывать ему все с самого начала,
но он меня прервал и сказал: важно лишь одно – видел ли я его.
Он спросил, как близко от меня был Мескалито.
Я сказал, что почти его касался.
Дон Хуан сразу оживился и на этот раз внимательно выслушал все в деталях,
уточняя мой рассказ лишь вопросами насчет формы существа,
которое я видел, его характера и прочего.